Это для Сеньки он был грозной фигурой. Мне же стоило сказать пару слов Жану Гавриловичу, и Лёва пожалеет, что вообще подходил к ферме мастера Казимира.

Собственно, и сам мастер вполне мог разобраться с авторитетом местной гопоты. Всё-таки, в его продукции заинтересовал сам Император.

Нет, Тощий Лёва угрозы не представлял.

А вот с моим утренним безумием нужно было разобраться срочно.

Что это, вообще, было?

В прошлой жизни мне приходилось драться. Не то, чтобы очень часто, но и тихоней я не был.

Но ни разу мне не хотелось кого-нибудь убить. Тем более, голыми руками.

В последние дни мне пришлось очень хреново.

Меня пытались сожрать магические твари, оборотни и сбрендившие аристократы.

Меня держали в клетке, приковывали наручниками. На моих глазах людей превращали в безумных монстров.

Я устал так, как не уставал очень давно.

Могла ли эта усталость вызвать утренний приступ бешенства? Или здесь крылось что-то другое?

Не превращаюсь ли я сам потихоньку в кровожадного монстра?

Неприятная мысль, вот только просто отмахнуться от неё я не мог. Такие вещи о себе желательно узнавать, как можно раньше.

Я не знал, как это проверить. Но кое-какие идеи у меня были.

Кроме того, нужно было разобраться с заклинаниями, которые в подвале графа я применял почти интуитивно.

Если уж у меня в арсенале появилось оружие — я собирался его изучить.

А ещё внезапное обострение ощущений в кабинете Императора. Ещё одно непонятное свойство, явно магического происхождения.

Моё сознание сейчас напоминало тёмный чулан, битком набитый непонятными и опасными умениями. Чем скорее я в нём разберусь — тем лучше!

Первым делом я вытянул руки перед собой. Привычно сложил пальцы, и возле них появилось знакомое облачко водяного пара.

Замечательно!

Я сгустил облачко в каплю воды, заморозил её и стряхнул с ладоней. Ледяной шарик величиной с мячик для настольного тенниса упал в траву.

Проделывая эти манипуляции, я не смотрел на руки, а внимательно прислушивался к магической матрице внутри себя. Я пытался понять, за счёт чего происходит магия.

Струна в груди гудела негромко и басовито. Едва заметные вибрации отдавались во всё тебе странной приятной щекоткой. Это можно было сравнить с рабочим режимом электрического прибора.

Стайка пёстрых скворцов облепила старую яблоню. Птицы возбуждённо перекрикивались и шумно перепархивали с ветки на ветку.

Я снова создал водяное облачко. Разделил его на две части, и в каждой ладони задрожала капля воды.

Я заморозил капли. От одной из них потянул тонкую ледяную паутинку к ближайшему скворцу.

Струна в груди завибрировала громче и отчётливее. Эти вибрации передавались паутинке — я слышал её тихий звон, похожий на звучание хрустального колокольчика.

Внезапно во мне проснулся голод.

Птица показалась маленькой, но желанной добычей. В ней пульсировал крохотный, но невообразимо вкусный огонёк жизни. Нужно только дотянуться — и я проглочу его!

Я оборвал паутинку и торопливо стряхнул в траву ледяные капли. Испуганные моим движением птицы сорвались с яблони и скрылись в глубине сада.

Чёрт! Опять?

Ладно, пока ничего страшного не случилось. Я и до этого знал, что могу поглощать жизненную энергию других существ.

В конце концов, чем это отличается от обычной еды?

Пора переходить к более основательной проверке.

Чувство голода внутри ещё не утихло. Я воспользовался этим и стал усиливать его при помощи воспоминаний.

Я вспомнил оборотня, в которого превратился полицейский урядник.

Рычащая, косматая безумная тварь.

Но сколько в ней было жизни, сколько энергии!

В желудке заурчало.

Я представил, как впиваюсь пальцами в бока оборотня, разрушаю его матрицу и вытягиваю её, вбирая в себя.

Магическая струна в груди неистово звенела, заглушая даже стук сердца. Глаза заволокло кровавой пеленой. Пальцы скрючились, они были готовы хватать и разрывать.

Суставы трещали и ныли. Мне казалось, что руки вытягиваются, становятся когтистыми лапами и обрастают шерстью.

Я вскинул голову к небу и закричал. Но место человеческого крика из глотки вырвался страшный звериный вой.

В кого ты превращаешься, Костя⁈

Ещё немного, ещё шаг — и ты рухнешь в такую бездну голодного безумия, из которой тебе не выбраться!

Я плотно сжал веки. Почти насильно распрямил пальцы, заставил ладони расслабиться. И задышал — медленно, делая паузу после каждого вдоха и выдоха.

Постепенно напряжение спало, и голод отступил.

Вместо шума крови в ушах я услышал шум ветра в листьях яблонь и звонкое журчание ручья.

Я прислушивался к этим звукам, пока они не поглотили моё внимание целиком. Я слышал, как дрожит каждый отдельный листок, как звенит, разбиваясь, каждая капля воды в ручье.

Мягкой волной нахлынули запахи.

Кисловато-сладкий аромат созревающих яблок с лёгким оттенком корицы. Густой пряный запах смородинового листа.

Вода в ручье пахла свежестью и рыбой, а толстые стебли золотого корня — почему-то розами.

Не открывая глаз, я потянулся вниманием в сторону дома мастера Казимира. И расслышал далёкий стук.

Кто-то стучал в запертые ворота.

Я услышал шаги Сеньки. Затем далёкие неразборчивые голоса. Тихий гул электрического мотора, неприятный скрежет отъезжающей в сторону створки.

И снова шаги.

Только теперь шагали двое, и шли они ко мне.

Один из них Сенька — это понятно. А кто второй?

Я принюхался и различил знакомый запах. И почти сразу услышал почтительный Сенькин голос:

— Прошу сюда, ваше благородие!

Чёрт!

Я тряхнул головой, сбрасывая остатки наваждения. Затем вскочил на ноги и сбежал вниз к ручью. Наклонился, распугав стайку форелей — они метнулись в стороны, сверкая пятнистыми боками.

Я зачерпнул холодную воду и торопливо плеснул себе в лицо. Всмотрелся в дрожащее отражение — вроде бы, с глазами всё нормально.

Только волосы мокрые и взъерошенные, и вид диковатый.

За спиной хрустнула ветка. Я расслышал хруст даже обычным слухом.

— Добрый день… Константин!

Я улыбнулся — она так и не решила ещё, как ко мне обращаться.

Обернулся и увидел баронессу Поклонскую, которая стояла, опираясь рукой о ствол яблони.

На лице баронессы нерешительность боролась с упрямством.

Изумительное сочетание!

За спиной Поклонской маячила любопытная физиономия Сеньки.

— Здравствуйте, баронесса!

Я решил принять её тон.

— Что-то случилось?

— Мне нужно срочно с вами поговорить, — сухо ответила Поклонская.

Чуть повернула голову и добавила специально для Сеньки:

— Наедине.

— Почему бы и нет?

Я растёр ладонями лицо и пригладил мокрые волосы. Затем выбрался на откос и остановился напротив баронессы.

Волей-неволей ей пришлось смотреть на меня снизу вверх.

Поклонская хотела что-то сказать, но я опередил её:

— Сёма! Как твои дела с оранжереей?

— Всё отлично, Костя! — бодро ответил Сенька, — уже заканчиваю. А у тебя… что-нибудь получилось?

— Кое-что, — уклончиво ответил я. — Нужно больше времени. Пожалуйста, дай нам с Марией Васильевной поговорить.

— Конечно, — ответил Сенька, но продолжал переминаться с ноги на ногу.

— Сёма, иди! — чуть настойчивее сказал я.

Сенька вздохнул и скрылся в кустах.

Мария Васильевна приоткрыла рот, но я остановил её движением руки. Прислушался — Сенькины шаги, действительно, удалялись в сторону дома.

Вот теперь можно и поговорить.

— Так что случилось? — с улыбкой спросил я баронессу.

Оставшись вдвоём, она немедленно перешла на «ты».

— Что ты наговорил Вите Захарову? — запальчиво спросила Поклонская.

Обалдеть!

Неужели Захаров не придумал ничего умнее, чем поплакаться баронессе?